Предыдущая Следующая
– Ну поглядим, чем кончится с Уваровым, – сказал
Большаков, – С Уваровых этих, с Пистимеи, с Устина теперь глаз не спустим.
В это время открылась дверь, и вошел Устин Морозов. Вошел,
окинул взглядом обоих – Большакова и Смирнова, кисло усмехнулся. Вероятно, он
слышал последние слова председателя.
– Что это ты, Устин Акимыч? – спросил
Смирнов. – Нездоровится, что ли?
– Извиняйте, коли помешал, – скривил губы Морозов,
прошел через весь кабинет, но не сел на стул, а опустился почему‑то на
корточки, упершись спиной в стену, достал кисет и стал вертеть папиросу. –
А насчет здоровья – благодарствуем. Какое теперь здоровье…
Захар глядел на Устина так, словно видел его впервые.
– Распишешь, поди, в газете‑то про нас? –
спросил Морозов у Смирнова, с трудом вытаскивая толстыми, негнущимися пальцами
спичку из коробки. Прикурил. Самокрутка затрещала, словно Устин зажег на
папиросу, а свою бороду. – Коровенки, мол, дохнуть в «Рассвете» начали…
– Распишу. Только… про жену твою, про ее молитвенный
дом, – сказал Смирнов, ожидая, какое это произведет впечатление.
Но Устин, к его удивлению, отнесся к этим словам совершенно
безразлично, даже сказал:
– Валяй покрепче. Она мне самому, холера, все печенки
испортила. Дочку, стерва Божья, своей заразой заразила.
– А ты куда смотрел? – спросил Смирнов.
– Что я? Я с греха с ней сбился. В карман Варьку, что
ли, зашить да с собой таскать?
Наступила пауза, и Захар проговорил, отряхнув прочь все
другие думы:
– Ну ладно… Что, Устин, членам правления скажем сейчас?
Морозов молча курил. Черные глаза его смотрели на огонек
папиросы холодно, равнодушно.
– Чего скажешь? – произнес он. – У них
спросим, посоветуемся.
Поднялся с пола, сел на стул, широко расставив толстые ноги
в ватных брюках, и принял свою любимую позу – облокотился о колени и стал
смотреть вниз.
В конторе плавали плотные космы дыма. Морозов бросил окурок
на пол, наступил на него огромным, тоже черным, домашней катки валенком и
растер. Было слышно, как под подошвой валенка перекатываются, словно песок,
крупные крошки самосада. Затем открыл дверь в смежную комнату, чтобы выпустить
немножко дым, и вернулся на прежнее место. Стул под ним тяжело заскрипел, грозя
развалиться.
– Так посоветуемся, говорю, – повторил
Морозов. – Хотя, откровенно, не знаю… не вижу, чем поможет этот
совет. – Устин зевнул, прикрыл рот и опустил голову. Несколько времени он
молча смотрел в пол меж своих колен и добавил: – Я вот, ночами ворочаясь, всю
постель истер. Голова колется от дум. А ничего придумать не могу.
Предыдущая Следующая