Предыдущая Следующая

– Контра – и все тут. Притаилась гадюка, клубком свернулась. Но попомни, Захар: выберет время, дождется, когда можно насмерть ужалить, – и прыгнет.

В душе председатель был вроде и согласен, но все же отвечал осторожно:

– Куда ему… Может, и прыгнул бы, да хвост прищемили.

– Вот‑вот… Он выждет время, чтоб хвост можно было выдернуть.

Однажды кто‑то в присутствии Захара спросил у Шатрова насмешливо:

– Что‑то чересчур уж суетлив ты да угодлив, как молодуха в первые дни после свадьбы… Больно уж об артельном заботишься. По какой бы это причине, а?

Анисим Шатров глянул только одним глазом на Захара, скривил влажные, как у девки губы, промолвил:

– Я уже говорил одному как‑то – без причины на мягком месте и чирей не сядет… Чешетесь от любопытства – так пошоркайтесь вон об угол по очереди.

Захар Большаков так и не понял до сего дня, почему Шатров на два разных вопроса двум людям ответил одинаково. Однако неприязнь к Анисиму с годами исчезла, потому что Шатров не только не пытался «выдернуть хвост», но засаживал его, если можно так сказать, еще глубже. Жил не очень‑то устроенной холостяцкой жизнью. Но заботливее, чем иной родитель, воспитывал Марьину дочку.

Захар видел, что порой Анисиму приходилось очень туго и несладко. Но Шатров никогда не жаловался, никогда не просил помощи. Захар сам однажды решил помочь – от чистого сердца предложил в голодный, неурожайный год два пуда ржи. Но Анисим ответил кратко:

– Спасибо. Не надо.

– Не тебе же, ей… Марьиной дочке.

– Не лезь, сказал! – сорвался Анисим, тяжело задышав. А успокоившись, произнес опять мягко: – Спасибо, не надо.

Захар подумал и соврал:

– Это не от себя. От артели.

Анисим помолчал‑помолчал и ответил:

– Ладно. Туго нам. Давай, Как случится возможность, отдам. – И снова заходила высоко его грудь. – А больше не лезь со своей заботой.

Хлеб Анисим вернул на другую же осень. И больше Захар не осмеливался вмешиваться в его дела.

Когда пришло время, Анисим так же тихо, без лишнего шума, выдал Марьину дочку за невидного зеленодольского парнишку. И опять зажили втроем потихоньку. Затем стали жить вчетвером – у Марьиной дочки перед самой войной родилась Иринка.

Со временем Анисим Шатров растерял силу, растерял волосы из бороды. Она превратилась у него в жиденькую белесую мочалку. Однако еще мог если не со всеми, то со многими потягаться в работе.

И только война опалила его безжалостно, обварила враз, как кипяток: в середине сорок второго погиб на фронте муж Марьиной дочки, а через год погибла и сама дочь, незаметно, без слез, отправившись на фронт мстить за своего мужа, за этого невидного зеленодольского парнишку. Очевидно, для нее он был самым видным на свете.

Предыдущая Следующая