Предыдущая Следующая
Солнце село, и внизу, в тумане, засветились огни невидимых
домов. Тоненькие огоньки мерцали лучистыми звездочками, то гасли, то
разгорались. Фрол стоял и почему‑то ждал, когда туман наволочит еще
больше и сквозь холодную молочную густоту не в силах будет пробиться даже
искорка. Но огоньки упорно мерцали и мерцали – то бледнее, то ярче. Они словно
ныряли куда‑то в белый, молочный омут, а потом всплывали на самую
поверхность.
«Грех да позор… Хошь не хошь…» Эти слова тоже временами
проваливались куда‑то, а потом всплывали. Отогнать свои мысли, отвязаться
от них было не так‑то просто. Даже когда они проваливались, Фрол знал,
что они всплывут. А это было тяжело. От этого разламывалась голова.
Глава 8
Обжигающий ветер засвистел в ушах, когда Фрол, резко
оттолкнувшись наконец палками, скользнул под увал.
Был Фрол не из последних лыжников в деревне, даже иным
молодым мог дать сто очков вперед. Но от бешеного спуска у него сейчас
остановилось сердце.
«Да, не тот стал Фрол Курганов, не тот», – опять
мелькнула горькая, угнетающая мысль.
«В‑зж‑ы‑и‑и…» – тянулся и тянулся
злорадный визг вслед за Фролом. Длинными черными тенями мелькали по сторонам
кедры. О каждый из них можно было расколоться, как колется глыба льда,
брошенная с высоты на каменную плиту, – в мелкие стеклянные брызги, в
пыль. Фрол думал об этом, но ни страха, ни даже беспокойства почему‑то не
испытывал. Он, наоборот, несколько раз оттолкнулся палками, чтобы увеличить и
без того сумасшедшую скорость.
Навстречу летели, покачиваясь, белые космы тумана. Фролу
показалось, что это не он несется вниз, а белая муть вдруг неудержимо поползла
вверх, как закипевшее молоко из кастрюли. Вот‑вот это молоко захлестнет
его, накроет с головой, ошпарит…
Он плотнее сжал губы, втянул голову в плечи, глубоко нырнул
в глубь этой черной мути… Через минуту он остановился. Почти рядом чернел
сквозь туман приземистый коровник, маячили возле него в пригоне люди. У самой
изгороди стояла лошадь, запряженная в сани‑розвальни. Фрол растер рукавом
занемевшие от ветра при спуске губы и пошел к пригону.
Захар Большаков и зоотехник сидели на корточках возле павшей
коровы, ощупывали ее со всех сторон.
– Все, – сказал хрипло Большаков и поднялся.
– Ведь я говорил – прирезать бы на мясо, пока она еще
дышала, – раздался голос Устина Морозова.
– Мяска захотели, да ножичек, понятное дело, наточить
не успели, – усмехнулся Антип Никулин, оглянулся вокруг и зачем‑то
подмигнул уже подошедшему к пригону Фролу. – А кто бы вам, спрашивается,
корову дойную колоть разрешил?
Предыдущая Следующая