Предыдущая Следующая
"просто глупо..."
И около
четверти часа он пробыл в ванной в странном настроении духа -
то ли в злобе, то ли в каком-то тяжелом упадке. Все было
скучно, неясно...
"Ладно, будете вы
иметь калоши завтра,
многоуважаемый Филипп
Филиппович", - думал он, - "две пары уже
пришлось прикупить и
еще одну
купите. Чтоб вы псов не запирали".
Но вдруг его
яростную мысль перебило.
Внезапно и ясно
почему-то
вспомнился кусок
самой ранней юности
- солнечный необъятный
двор у
Преображенской заставы, осколки солнца в бутылках,
битый кирпич, вольные
псы побродяги.
"Нет, куда
уж, ни на какую волю отсюда не
уйдешь, зачем лгать",
-
тосковал пес,
сопя носом, -
"привык. Я барский
пес, интеллигентное
существо, отведал лучшей жизни. Да и что такое
воля? Так, дым,
мираж,
фикция... Бред этих злосчастных демократов..."
Потом полутьма
в ванной стала страшной, он завыл, бросился на
дверь,
стал царапаться.
"У-у-у!" - как в бочку пролетело по квартире.
"Сову
раздеру опять" - бешено, но бессильно подумал пес. Затем ослаб,
полежал, а когда поднялся, шерсть на нем встала вдруг
дыбом, почему-то в
ванне померещились отвратительные волчьи глаза.
И в разгар
муки дверь открылась. Пес вышел,
отряхнувшись, и угрюмо
собрался на кухню, но Зина за ошейник настойчиво повлекла
его в смотровую.
Холодок прошел у пса под сердцем.
"Зачем же
я понадобился?" - подумал он подозрительно, - "бок
зажил,
ничего не понимаю".
И он поехал
лапами по скользкому паркету,
так и был
привезен в
смотровую. В ней
сразу поразило невиданное
освещение. Белый шар
под
потолком сиял до того, что резало глаза. В
белом сиянии стоял
жрец и
сквозь зубы напевал про священные берега Нила. Только
по смутному запаху
можно было узнать, что это Филипп Филиппович.
Подстриженная его седина
скрывалась под белым колпаком, напоминающим патриарший
куколь; божество
было все в белом, а поверх белого, как епитрахиль,
был надет резиновый
узкий фартук. Руки - в черных перчатках.
В куколе
оказался и тяпнутый. Длинный стол был
раскинут, а сбоку
придвинули маленький четырехугольный на блестящей ноге.
Пес здесь
возненавидел больше всего тяпнутого и больше всего за его
сегодняшние глаза. Обычно смелые и прямые, ныне они
бегали во все стороны
от песьих глаз. Они были насторожены, фальшивы и
в глубине их
таилось
Предыдущая Следующая