Предыдущая Следующая

месте как кубарь под кнутом,  причем  вывернул  на  пол  белое  ведро,  из

которого разлетелись комья ваты. Во время  верчения  кругом  него  порхали

стены, уставленные шкафами  с  блестящими  инструментами,  запрыгал  белый

передник и искаженное женское лицо.

     - Куда ты, черт лохматый?.. - кричала отчаянно Зина, - вот окаянный!

     "Где у них черная лестница?.." -  соображал  пес.  Он  размахнулся  и

комком ударил наобум в стекло, в  надежде,  что  это  вторая  дверь.  Туча

осколков вылетела с громом и звоном,  выпрыгнула  пузатая  банка  с  рыжей

гадостью, которая мгновенно залила весь пол и  завоняла.  Настоящая  дверь

распахнулась.

     - Стой, с-скотина, - кричал господин, прыгая  в  халате,  надетом  на

один рукав, и хватая пса за ноги, - Зина, держи его за шиворот, мерзавца.

     - Ба... батюшки, вот так пес!

     Еще шире распахнулась дверь и ворвалась еще  одна  личность  мужского

пола в халате. Давя битые стекла, она кинулась  не  ко  псу,  а  к  шкафу,

раскрыла его и всю комнату  наполнила  сладким  и  тошным  запахом.  Затем

личность навалилась на пса сверху животом, причем пес с увлечением  тяпнул

ее  повыше  шнурков  на  ботинке.  Личность  охнула,  но  не   потерялась.

Тошнотворная  жидкость  перехватила  дыхание  пса  и  в  голове   у   него

завертелось, потом  ноги  отвалились  и  он  поехал  куда-то  криво  вбок.

"Спасибо, кончено", - мечтательно  подумал  он,  валясь  прямо  на  острые

стекла: - "Прощай, Москва! Не видать мне больше Чичкина  и  пролетариев  и

краковской колбасы. Иду в рай за собачье долготерпение. Братцы,  живодеры,

за что же вы меня?

     И тут он окончательно завалился на бок и издох.

 

 

     Когда он воскрес,  у  него  легонько  кружилась  голова  и  чуть-чуть

тошнило в животе, бока же как будто не было,  бок  сладостно  молчал.  Пес

приоткрыл правый томный глаз и краем его увидел, что  он  туго  забинтован

поперек боков и  живота.  "Все-таки  отделали,  сукины  дети,  подумал  он

смутно, - но ловко, надо отдать им справедливость".

     - "От Севильи до Гренады... В тихом сумраке ночей", - запел  над  ним

рассеянный и фальшивый голос.

     Пес удивился, совсем открыл оба глаза и в двух шагах  увидел  мужскую

ногу на белом табурете. Штанина и кальсоны на ней были поддернуты, и голая

желтая голень вымазана засохшей кровью и иодом.

     "Угодники!" - подумал пес, - "Это  стало  быть  я  его  кусанул.  Моя

работа. Ну, будут драть!"

Предыдущая Следующая