Предыдущая Следующая
А потом... Что было
потом?
- Нонна, я люблю тебя.
- Теперь говори. Говори,
говори, а я буду слушать.
Они лежали рядом, и
Нонна все время тянула на себя простыню. Но сейчас в ней уже не было спора, сейчас
и отважная женщина и трусливая девчонка очень согласно улыбались друг другу в ее
душе.
- Я схожу за сигаретой.
Ничего?
- Иди.
Она лежала с закрытыми
глазами и живой улыбкой. У нее спрашивали позволения, она могла что-то запрещать,
а что-то разрешать, и от этого внезапно обретенного могущества чуть кружилась голова.
Она приподняла ресницы, увидела, как белая фигура, опять громыхнув стулом и чертыхнувшись,
проплыла в соседнюю комнату, услышала, как чиркнула спичка, почувствовала дымок.
И сказала:
- Кури здесь. Рядом.
Белая фигура остановилась
в дверном проеме.
- Ты должна презирать
меня. Я поступил подло, я не сказал тебе, что...- Смелость Юрия Петровича испарялась
с быстротой почти антинаучной.- Нет, я не женат... То есть формально я женат, но...
Понимаешь, я даже маме никогда не говорил, но тебе обязан...
- Обязан? Уж не решил
ли ты, что я женить тебя хочу?
Это был чужой голос.
Не женщины и не девушки, а кого-то третьего. И Нонна Юрьевна обрадовалась, обнаружив
его в себе.
- Не волнуйся: мы же
современные люди.
Он что-то говорил,
но она слышала только его виноватый, даже чуточку заискивающий голос, и в ней уже
бунтовало что-то злое и гордое. И, подчиняясь этой злой, торжествующей гордости,
Нонна сбросила одеяло и начала неторопливо одеваться, И, несмотря на то, что она
впервые одевалась при мужчине, ей не было стыдно: стыдно было ему, и Нонна это понимала.
- Мы вполне современные
люди,- повторяла она, изо всех сил улыбаясь.- Замужество, загсы, свадьбы - какая
чепуха! Какая, в сущности, все чепуха! Все на свете! Я сама пришла и сама уйду.
Я свободная женщина.
Он растерянно молчал,
не зная, что сказать ей, как объяснить и как удержать. Нонна спокойно оделась, спокойно
расчесала волосы.
- Нет, нет, не провожай.
Ты человек семейный, лицо официальное: что могут подумать горничные, представляешь?
Ужас, что они могут про тебя подумать!
Нонна Юрьевна возвращалась
домой неудобным утренним поездом. Сидела, забившись в угол, прижав к себе новый,
круглый, как футбольный мяч, ученический глобус, и впервые в жизни жалела, что никак
не может заплакать.
А Юрий Петрович остался
в полном смятении. Просидев на работе весь день без движения и выкурив пачку сигарет,
вечером написал-таки письмо таинственной Марине, но не отправил, а три дня таскал
в кармане. А потом перечитал и порвал в клочья. И опять недвижимо сидел за столом,
который каждый день покрывался новыми слоями входящих и исходящих. И опять полночи
сочинял письмо, которое на этот раз начиналось: "Любимая моя, прости!.."
Но Юрий Петрович не был мастак сочинять письма, и это письмо постигла участь предыдущих.
Предыдущая Следующая