Предыдущая Следующая

 - Если бы так было, все бы только и голосили. Сердитым Колька в то утро с исчезновения-то своего вернулся. И говорил сердито.

 - Нет, сынок, не скажи. Радостной ложкой и пустые щи хлебать весело.

 - Если с мясом щи-то, так я и без ложки не заплачу.

 - Есть, Коля, для живота веселье, а есть - для души.

 - Обратно для души! - рассердился вдруг Колька.--Какой тут может быть серьезный разговор, когда ты все про дух какой-то говоришь, про религию!

 Нонна Юрьевна --а они в ее комнате доски-то для полок строгали - в разговор не встревала. Но слушала с вниманием, и внимание это Егор ценил больше разговора. Потому при этих словах он на нее глянул и, рубанок отложив, за махоркой полез. А Нонна Юрьевна, взгляд его растерянный поймав, спросила вдруг:

 - А может, не про религию, Коля, а про веру?

 - Про какую еще веру?

 - Верно-правильно, Нонна Юрьевна, - сказал Егор.- Очень даже человек верить должен, что труд его на радость людям производится. А если так он, за ради хлебушка, если сегодня, скажем, рой, а завтра - зарывай, то и тебе без веселья, и людям без радости. И ты уж не на то смотришь, чтоб сделать, как оно получше-то, как посовестливее, а на солнышко. Где висит, да скоро ли спрячется. Скоро ль каторге этой да стыду твоему смертному отпущение настанет. Вот тут-то о душе-то и вспомнишь. Обязательно даже вспомнишь, если не бессовестный ты шабашник, если жив в тебе еще настоящий рабочий человек. Мастер жив уважаемый. Мастер!..

 Голос его вдруг задрожал, Егор поперхнулся, в махорку свою уставился. А когда цигарку сворачивать стал, то пальцы у него сразу не послушались: махорка с листика ссыпалась, и листик тот никак сворачиваться не хотел.

 - Вы здесь курите, Егор Савельич,- сказала Нонна Юрьевна. - Курите здесь, пожалуйста.

 Улыбнулся Егор ей. Аж губы подпрыгнули.

 - Да уж, стало быть, так, Нонна Юрьевна. Стало быть, так, раз оно не этак.

 А Колька молчал все время. Молчал, смотрел сердито, а потом спросил неожиданно:

 - А сколько раз в день щенков кормить надо, Нонна Юрьевна?

 - Щенков? - растерялась Нонна Юрьевна от этого вопроса.- Каких щенков?

 - Собачьих,- пояснил Колька.

 - Н-не знаю,- призналась она.- Наверно...

 И тут в дверь постучали. Не кулаком: костяшками, по-городскому. И Нонне Юрьевне от этого стука еще раз растеряться пришлось:

 - Да, да! Кто там? Войдите!

 И вошел Юрий Петрович Чувалов. Новый лесничий.

 О т а в т о р а

 Вот тут бы и точку поставить, читатель досочинит. Непременно досочинит счастливый

 конец и навсегда отложит эту книжку. Может, зевнет даже. Но простит, наверно: счастливые концы умилительны, а от умиления до прощения - рукой подать.

Предыдущая Следующая