Предыдущая Следующая
Знал ведь, что хитрят
мужики. Хитрят, врут, изворачиваются, и от всего этого росло в его душе какое-то
очень усталое открытие. Он вдруг вспомнил и Федора Ипатовича, выгадывавшего на чужом
горе себе бревнышно; и Якова Прокопыча, беспокоившегося только о том, чтобы его,
его лично не коснулось чье-то несчастье; и туристов, и этих ловкачей, и еще многих
других - таких же мелких, жадных и думающих только о себе. Вспомнил он обо всем
этом и сказал:
- Давай за все про
все...
- Ну, знаешь, это сперва
прикинуть требуется. Волоки на весы свою продукцию.
Прикинули. Домой Егор
с двумя сотнями возвращался. Зато без мяса и - с подарками. Кому - ножичек, кому-платочек:
всех одарил, никого не забыл. И на водку денег хватило. С порога объявил:
- Гостей покличь, Харитина.
Всех зови: бригадиров, прораба, Якова Прокопыча, родню любезную. Зови всех: Егор
Полушкин мир угощать желает.
- Ты о чем это думал-выдумал,
о чем размечтался-разнежился?
Не дал он Харитине
до полного дыху дойти. Сел в красном углу под образами, сапог не снявши, ладонью
по столу постучал:
- Все! Хоть день, да
беспечально!
- Да ведь начету три
ста. А ты за всего кабанчика - два ста. А где еще один ста?
- Я голова, я удумаю.
- Ты голова, а я шея:
на мне хомут-то семейный... Выхватил Егор из кармана деньги, затряс:
- Из-за бумажек этих
да чтоб печаловаться? Жизни красоту ими измерять? Слезы утирать? Да спалить их всенародно
в жгучем пламени! Спалить и на пепле вприсядку плясать! Хоровод вокруг пламени этого!
Чтоб застывшие согрелись, чтоб ослепшие прозрелись! Чтоб ни бедных, ни богатых,
ни долгов, ни одолжений! Чтоб... Да я, я первый свои последние в купель ту огненную...
- Егорушка-а!
Повалилась Харитина
в ноги: спалит ведь последние, с него станется. Спалит, отведет душеньку, а потом
либо за решетку тюремную, либо на осину горькую.
- Не губи семью, Егорушка,
деток не губи. Все, как велишь, исполню, всех покличу, напарю-нажарю и выпить поднесу.
Только отдай ты мне денежки эти от греха. Отдай, Христом богом молю.
Обмяк вдруг Егор: словно
воздух из него выпустили. Кинул на стол двадцать рыночных десяточек, сказал:
- Водки чтоб вволю.
Чтоб хоть залились ею.
Закивала Харитина,
мышью в дверь юркнула. А Егор сел на лавку, достал кисет и начал советницу свою
свертывать, цигарку-самопалку. Медленно свертывал, старательно. И не потому, что
махорку жалел - ничего он сейчас не жалел! - а потому, что очень уж ему хотелось
подумать. Но мысли эти его не слушались, разбегались по всем углам, и он пытался
собрать их одна к одной, как махорочные крошки в обрывок газеты,
Предыдущая Следующая