Предыдущая Следующая

 Вся картина горела яростью, и конь был необыкновенно гордым и за эту необыкновенность имел право быть неистово красным. Егор и сам бы расписал его красным, если б случилось ему такого коня расписывать, потому что это был не просто конь, не сивка-бурка - это был конь самой Победы. И он пошел к этому коню как завороженный - даже на стул наткнулся.

 - Нравится?

 - Какой конь!--тихо сказал Егор.- Это ж... Пламя это. И парнишка на пламени том.

 - Подарок,- сказал директор, подойдя.- И символ прекрасный: борьба добра со злом, очень современно. Это Георгий Победоносец.- Тут директор испуганно покосился на Егора, но Егор по-прежнему строго и уважительно глядел на картину.- Вечная тема. Свет и тьма, добро и зло, лед и пламень.

 - Тезка,- вдруг сказал Егор.- А меня в поселке бедоносцем зовут. Слыхали, поди?

 - Да.- Директор смутился.- Знаете, в наших краях прозвище...

 - Я-то чего думал? Я думал, что меня потому бедоносцем зовут, что я беду приношу. А не потому зовут-то, оказывается. Оказывается, не под масть я тезке-то своему, вот что оказывается.

 И сказал он это с горечью, и всю дорогу конь этот перед глазами его маячил. Конь и всадник на том коне.

 - Не под масть я тебе, Егор Победоносец. Да уж, стало быть, так, раз оно не этак!

 А лебеди были белыми-белыми. И странная горечь, которую испытал он, открыв для себя собственное несоответствие, рядом с ними вскоре растаяла без следа.

 - Красота! - сказал Юрий Петрович, навестив Егора.

 Птицы плавали у берега. Егор мог часами смотреть на них, испытывая незнакомое доселе наслаждение.

 Он уже побегал по лесу, выискал пару коряг, и еще два лебедя гнули шеи возле его шалаша.

 - Тоскуют,- вздохнул Егор.- Как свои пролетают- кричат. Аж сердце лопается.

 - Ничего, перезимуют.

 - Я им сараюшку уделаю, где кабанчик жил. Ледок займется - переведу.

 Юрий Петрович ничего на это не ответил. Нонна Юрьевна возвращаться отказалась, как он ни упрашивал ее там, в Ленинграде, и Чувалов разучился улыбаться.

 - Ну, Юрий Петрович, пишите заявление, чтоб озеро обратно Лебяжьим звали.

 - Напишу,- вздохнул Чувалов.

 Юрий Петрович, невесело приехав, невесело и уехал.

 А Егор остался: невдалеке от его участка дорогу прокладывали, и он беспокоился насчет порубок. Но на заповедный лес никто но покушался: Филя с Черепком на строительство дороги подались. Черепок матерые сосны с особым наслаждением рвал: любил взрывчаткой баловаться. С войны еще, с партизанщины.

 Потом, однако, заглохли и дальние взрывы и рев машин: дорога в поля ушла, и рвать стало нечего. Но Егору не хотелось уходить из обжитого шалаша, по обе стороны которого гордо гнули шеи деревянные лебеди.

Предыдущая Следующая