Предыдущая Следующая

     -- Поколение,  не  знавшее  юности,  не узнает и старости.

Любопытная деталь?

     -- Главное, оптимистичная.

     -- Может, помолчим? Тошно вас слушать...

     С  соседних  рядов  доносилось  радостное:   "А   помнишь?

Помнишь?",  а  мы  не могли вспоминать вслух. Мы вспоминали про

себя, и поэтому так часто над нашим  рядом  повисало  согласное

молчание.

     Мне  почему-то  и  сейчас  не  хочется  вспоминать, как мы

убегали с уроков, курили в котельной и  устраивали  толкотню  в

раздевалке,  чтобы  хоть  на  миг  прикоснуться  к той, которую

любили настолько тайно, что не признавались в этом самим  себе.

Я  часами  смотрю  на выцветшую фотографию, на уже расплывшиеся

лица тех, кого нет на этой земле: я хочу понять. Ведь никто  же

не хотел умирать, правда?

     А  мы  и  не  знали, что за порогом нашего класса дежурила

смерть. Мы были молоды, а незнания молодости восполняются верой

в собственное бессмертие. Но из всех мальчиков, что смотрят  на

меня с фотографии, в живых осталось четверо.

     Как молоды мы были.

     Наша  компания  тогда  была  небольшой: три девочки и трое

ребят -- я, Пашка Остапчук да Валька Александров. Собирались мы

всегда у Зиночки Коваленко, потому что у Зиночки была отдельная

комната, родители с утра пропадали на работе, и мы  чувствовали

себя  вольготно. Зиночка очень любила Искру Полякову, дружила с

Леночкой Боковой; мы  с  Пашкой  усиленно  занимались  спортом,

считались   "надеждой   школы",   а   увалень  Александров  был

признанным изобретателем. Пашка числился влюбленным в  Леночку,

я  безнадежно  вздыхал  по  Зине  Коваленко, а Валька увлекался

только  собственными  идеями,  равно  как   Искра   собственной

деятельностью. Мы ходили в кино, читали вслух те книги, которые

Искра объявляла достойными, делали вместе уроки и -- болтали. О

книгах  и  фильмах, о друзьях и недругах, о дрейфе "Седова", об

интербригадах, о Финляндии, о войне в Западной Европе и  просто

так, ни о чем.

     Иногда  в  нашей  компании  появлялись еще двое. Одного мы

встречали приветливо, а второго откровенно не любили.

     В каждом классе есть свой тихий отличник, над которым  все

потешаются,   но  которого  чтут  как  достопримечательность  и

решительно защищают от нападок посторонних. У нас  того  тихаря

звали  Вовиком Храмовым: чуть ли не в первом классе он объявил,

что зовут его не Владимиром и даже не Вовой, а именно  Вовиком,

да  так Вовиком и остался. Приятелей у него не было, друзей тем

более, и он любил "прислониться" к нам. Придет, сядет в  уголке

Предыдущая Следующая