Предыдущая Следующая

– С Фролом у нас не будет жизни, Зинушка, – сказала Клавдия. – Уйдет он все равно. Не мое, видно, счастье. Так что подумай.

– Нет, нет! – говорила Зина. Но по ее голосу Клавдия поняла, что сестра колеблется.

… Фрол, однако, не уходил, после суда жил у нее. Это было ей непонятно. Жил и молчал.

Недавно Фрола все‑таки назначили бригадиром. Клавдия сготовила хороший ужин, купила бутылку водки.

– Спасибо, Клавдия. Хорошая ты, – сказал он. Но и только.

Он выпил стакан водки. Клавдия чувствовала – чтоб не обидеть ее.

В последующие дни он тоже молчал. Клавдия понимала – молчит Фрол теперь не от замкнутости, не от обиды на нее и на себя, не оттого, что не знает, как от нее отделаться. Она по тысяче мелочей, недоступных чужому глазу, видела, что этот нескладный и некрасивый человек любит ее и был бы рад прожить с ней остаток дней. Он молчит от горя, от внутренней боли, понимая, что нельзя, не может жить с ней, Клавдией Никулиной. Вон Зина уже приехала в деревню. Вон Митька, говорят, забегал уж однажды к сестре. Сам Фрол изредка заходит к ней. Вот и вчера заходил…

Клавдии тоже было нелегко. Но она не решалась говорить о чем‑либо с Фролом, не решалась спросить и у сестры, зачем ходит к ней Фрол. И зачем спрашивать, когда все и так ясно. И люди, обычно падкие на пересуды, никак не комментировали этих событий. Может быть, они и судачили меж собой, но ей виду не показывали.

Особым чутьем Клавдия понимала: ее, кажется, оберегают от всяких волнений, – видно, так наказал Большаков. Но ей от этого было не легче, она словно попала в какую‑то пустоту, где нет ни ветерка, ни звука.

И сегодня за обедом, не в силах больше выносить этой пустоты, начала было:

– Я хотела, Фрол…

А Фрол поспешно полез из‑за стола, оставляя почти нетронутым обед:

– Не хочется что‑то мясного. Рыбки, что ли, пойти принести на ужин.

– Иди, – тихонько сказала она, бороздя ложкой в тарелке.

 

* * *

 

Солнце все‑таки выпуталось из цепких ветвей осокоря, скатилось вниз, за подернутые вечерней дымкой зареченские луга. Скатилось, чтобы завтра подняться с другого края земли.

И ледоход почти прошел. По Светлихе плыли теперь редковатые большие льдины, плыли важно, торжественно, будто именно ради них, чтобы освободить, расчистить им путь, кипела недавно тут вода, разбрасывая, кроша и поспешно угоняя вниз ледяное месиво.

В воздухе быстро холодало. Птахи за спиной умолкли. Сбоку, все тише и тише, гремел вешний поток, иссякая постепенно, обнажая еще мерзлые, но все‑таки порядком источенные бока оврага.

Предыдущая Следующая