Предыдущая Следующая

… Устин отбросил с головы подушку, вскочил, прилип спиной к стене, поджал под себя ноги. С него, оказывается, ручьями лил пот, и еще, оказывается, светло было только там, под подушкой, а здесь, в комнате, черный мрак.

– Кто повыдергивал?! Когда?! Как?! – трижды ударился он головой об стену.

И трижды прокричал ему Демид в ухо:

– Задачу… свою… понял?!

«Почему это Демид кричит, почему Демид?! – подумал Устин. – Откуда ему взяться тут?.. Какую задачу?»

Уж нет‑нет да сообразил Устин, что это было в тот июньский вечер 1928 года, когда они расположились на ночлег прямо на обочине дороги, неподалеку от какого‑то села, разбив палатку возле двух бричек с пожитками. Ярко и весело горел костер, разгоняя темноту. Где‑то недалеко фыркали и глухо били в землю копытами их стреноженные лошади. Он, Костя Жуков, был в тот вечер уже не Костя, а Устин Морозов, Серафима звалась Пистимеей, а Тарас и Демид по документам, которые были зашиты во внутренних карманах поношенных, но еще добротных пиджаков, значились братьями Юргиными. Они были уже переселенцами, которые ехали из деревни Осокино Тверской губернии на Дальний Восток, на новые земли. Как же они стали переселенцами? Когда?

 

* * *

 

… Переселенцами они стали через два месяца после того, как приезжали сельсоветчики.

За это время Тарас появлялся на мельнице всего раза три‑четыре, раздражительный, помятый, угрюмый. Он сильно похудел за последнюю зиму, так и казалось, что самоуверенная степенность, которую он носил на себе все эти годы, слазит, сползает с него лохмотьями. Костя догадывался, что сельсоветчики сдержали свое слово и, видно, в самом деле оштрафовали его «под завязку».

– Как дела твои торговые? – спросил однажды Костя.

– А‑а… – промычал только Тарас – И посеять нынче… Колхоз в Сосновке организовали, вот что! – с отчаянием вдруг выкрикнул он. И с обидой добавил: – Вот тебе и нэп! Это разве нэп?!

А вскоре Демид собрал всех в избе и сказал:

– Вот что, друзья хорошие… Пожили тут, отдохнули, Тарас похозяйствовал вон. Пора и честь знать. Убираться надо отсюда, заметать теперь собственные хвосты, пока не поздно…

– То есть это как так убираться? – нервно дернул щекой Звягин. – Убирайтесь, а у меня хозяйство.

В ответ Меньшиков только вынул из кармана револьвер и положил перед собой на стол.

Звягин вытянул шею, точно хотел получше разглядеть оружие, а затем медленно втянул голову в плечи.

– Н‑не могу я, не могу, Демид Авдеич, уезжать! – простонал он. – Лавка у меня в Сосновке, хоть и пустая, дом, мельница вот. Опять же пашни не все еще обрезали у меня…

Предыдущая Следующая