Предыдущая Следующая

И каждый раз, едва он, вернувшись из очередной поездки, слезал с коня, на шею ему бросалась Серафима, обжигала влажными губами его щетинистые, грязные щеки и, как девчонка, болтала от радости ногами.

Угар этот стал проходить, когда все чаще и чаще случалось возвращаться несолоно хлебавши. Видимо, по всему Зауралью давно уже прошел слух о скрывающейся где‑то в лесах банде, люди в деревнях были настороже, выставляли засады. Иногда Костя натыкался на эти засады и едва уносил ноги. В таких стычках было убито много его помощников. Погиб где‑то и Микита, осиротив своих дочерей. Только Костю с Тарасом оберегала почему‑то судьба.

Но однажды не вернулся и Тарас. Костя решил, что он погиб в перестрелке, когда уходили из какой‑то деревни.

– Царство ему небесное, хороший все же был человек, – перекрестилась Серафима. – А коли жив, дай Бог ему здоровья.

– Э‑э, такое было дело! – махнул рукой Костя. – Кабы уцелел, догнал бы нас, дорогу в лесах давно научился припоминать.

– Может, еще и придет, – вздохнула Серафима.

Но Звягин не приходил.

Вскоре дела у Кости пошли совсем худо. Когда приезжали без трофеев, Демид ничем не выказывал своего неудовольствия, только шевелил широкими бровями и бросал всегда два слова:

– Ладно. Отдыхайте.

Серафима так же бросалась к нему на шею, так же целовала его в грязные, потные щеки. Губы ее были такими же горячими, только немного вялыми. Да еще почему‑то приметил Костя, что ногами она во время таких встреч не болтала…

Демид – черт с ним, а перед Серафимой он после неудачной вылазки чувствовал всегда неловкость, какую‑то вину. И торопился быстрее в новую поездку.

Но вот трижды кряду он вернулся с пустыми руками. Два раза Серафима, как обычно, бросилась ему на шею, а в третий только положила ладони на его плечи и проговорила:

– Вернулся – и слава Богу. Давай в баньку с дороги.

В бане Серафима не отпаривала веником, как бывало всегда, его опаршивевшее за дорогу тело, не натирала какими‑то душистыми настоями спину. Молчаливо и хмуро она плескалась из деревянной шайки в темном углу, поблескивая остренькими мокрыми плечами. Костя раздраженно, с остервенением хлестал себя веником сам и, окатившись холодной водой, сказал:

– Слушай, Серафима… Ведь чуть голову там не оставил я, а ты…

– Бог с тобой, Бог с тобой, Костенька!

– Не ври! – крикнул он вгорячах. – Тебе все равно, вернусь я, нет ли…

– Костенька! – Серафима отставила шайку и пододвинулась к нему. – Что говоришь‑то?

Предыдущая Следующая