Предыдущая Следующая

– Поведа нам отец Евстифей, глаголя…

Костя подошел поближе, заглянул в окно. В просторной комнате было полно женщин – все в черном, с наглухо повязанными черными же платками лицами.

Возле стены, на каком‑то возвышении, сидела в грубом деревянном кресле с подлокотниками мрачная костлявая старуха с остренькой головой, тоже замотанной в черное. Рядом с ней за столиком над раскрытой книгой склонилась молодая женщина. Она нараспев читала:

– «Идуще же ми путем, видех мужа, высока ростом и нага до конца, черна видением и гнусна образом, мала главою, тонконога, несложна, бесколенна, железнокоготна… весь зверино подобие имеша…»

Костлявая cтаруха пристукнула толстым костылем, чтение прекратилось.

– Неча взоры опускать и лукаво перемигиваться! – с гневом сказала она. – Не откроет Господь глаза ваши – не прозреете. Так понимать надо сие место из Лествицы^[3]: вороги наши таково зверино подобие имеша. Вы на своей шкуре звериность сию попробовали. Выгнаны вы с родных мест, с Черногорского скита, в место это гнилое загнаны. Слышу, стенает об нас архиепископ наш Мелентий. Но и сюда, не дай Господь, придут они, бесколенны и железнокоготны… Тогда один спаситель у нас – Господь всемогущий. Молитесь – и он приберет вас, не отдаст врагу глумливому…

Скрипнула дверь, из дома выскочила Серафима, сдавленно крича:

– Костя!.. Константин Андреич!!

Схватила за рукав, потащила прочь:

– Грех‑то, грех! Ведь неверующий ты. Как можно! Приметила бы тетушка!!

– А может, я все же… одной с ней веры, – сказал Костя.

– Все равно… Ты же лоб никогда не перекрестишь – шутка ли… Ведь за то спасибо, что приняли нас да терпят здесь…

Серафима тащила его за рукав все дальше и дальше. Когда подошли к своему дому, Костя спросил:

– А за что это такое выгнаны они с родимых мест? С этого самого Черногорского скита?

– Мало ли… – уклончиво ответила Серафима. – Ты вот тоже… далече от дома.

– Так, понятно, – уронил Костя почему‑то со злорадством. – А где же отец с матерью твои? Тетку вроде видел. Эта старуха с костылем… она, что ли?

Серафима окатила его холодным взглядом и опять сказала:

– А твои где родители?

– Во‑он что… А я думал, отец и мать твои… тоже, как тетка… только и могут святые писания растолковывать…

На это Серафима лишь снисходительно усмехнулась. Они постояли у крыльца, потоптались, словно раздумывая, о чем бы еще поговорить.

– А неприглядное же место тут. Сумрачно, болотом воняет.

Предыдущая Следующая