Предыдущая Следующая
– Да… спрашивал кой у кого.
– У кого же это?
– У Анисима вон.
– И что?
Голос Устина был самым обыкновенным, равнодушным.
– Да что… Толки, говорит, не с елки, а молва не с
небес, – неопределенно ответил на всякий случай Смирнов.
– Это как понять?
– Не знаю, не разъяснял.
Устин Морозов сидел в той же позе, чуть полузакрыв глаза.
Казалось, он задает вопросы и тут же забывает о них, занятый какими‑то
другими мыслями.
– Хочешь, я тебе объясню? – стряхнул с себя
оцепенение Устин и показал кнутом на утес, мимо которого они проезжали. –
Гляди…
Каменная стена утеса, облитая солнцем, плавилась, горела
желтоватым пламенем. Петр Иванович видел это довольно часто. Особенно красочно
и долго утес горел весенними и летними утрами.
– Гляди вот, – повторил Устин и начал рассказывать
про ежедневное свечение утеса, про легенду о зарытых под каменными глыбами
сокровищах. И хотя Петр Иванович все это знал, он не перебивал его.
Рассказал Устин также и о Марье Вороновой, похороненной на
утесе.
– От этого, наверно, утес «Марьиным» еще зовут. Но что
за Марья, какая она была, я в точности не знаю. Я не здешний, задолго до меня
все случилось.
– А откуда же ты родом?
– Я‑то? – переспросил Морозов, не
поворачивая головы. Он спросил это тотчас же, едва Смирнов задал свой вопрос.
Так, пожалуй, решили бы все сто человек из ста, если бы им поручили в это
мгновение наблюдать за Устином. Но Петр Иванович наблюдал за Морозовым по‑особому,
он один наблюдал за всю сотню. И, может, поэтому смог заметить, что Морозов
переспросил не сразу, а какую‑то долю секунды помедлив. – Я‑то
из бывшей Тверской губернии, села Осокино. А ты где родился‑крестился,
если не секрет?
– Есть деревня такая – Усть‑Каменка, –
произнес Петр Иванович и замолчал, потому что в эту секунду рыжая телячья шапка
качнулась и стала поворачиваться. Медленно‑медленно. Потом замерла и
стала поворачиваться обратно.
Сердце Петра Ивановича заколотилось неизвестно от чего. И
что самое страшное – при каждом ударе накалывалось на тонкие холодные иголки.
Начинался сердечный приступ.
– И ты, говоришь, освобождал ее от немцев? – глухо
спросил Морозов.
– Я ничего не говорю.
– Как же, летом, в конторе, когда дожди начались,
рассказывал. Я помню… Невесту еще у тебя там…
– А‑а… Освобождал… – морщась от боли,
вымолвил Смирнов.
Телячья шапка стала опять поворачиваться.
Предыдущая Следующая