Предыдущая Следующая

– Да… спрашивал кой у кого.

– У кого же это?

– У Анисима вон.

– И что?

Голос Устина был самым обыкновенным, равнодушным.

– Да что… Толки, говорит, не с елки, а молва не с небес, – неопределенно ответил на всякий случай Смирнов.

– Это как понять?

– Не знаю, не разъяснял.

Устин Морозов сидел в той же позе, чуть полузакрыв глаза. Казалось, он задает вопросы и тут же забывает о них, занятый какими‑то другими мыслями.

– Хочешь, я тебе объясню? – стряхнул с себя оцепенение Устин и показал кнутом на утес, мимо которого они проезжали. – Гляди…

Каменная стена утеса, облитая солнцем, плавилась, горела желтоватым пламенем. Петр Иванович видел это довольно часто. Особенно красочно и долго утес горел весенними и летними утрами.

– Гляди вот, – повторил Устин и начал рассказывать про ежедневное свечение утеса, про легенду о зарытых под каменными глыбами сокровищах. И хотя Петр Иванович все это знал, он не перебивал его.

Рассказал Устин также и о Марье Вороновой, похороненной на утесе.

– От этого, наверно, утес «Марьиным» еще зовут. Но что за Марья, какая она была, я в точности не знаю. Я не здешний, задолго до меня все случилось.

– А откуда же ты родом?

– Я‑то? – переспросил Морозов, не поворачивая головы. Он спросил это тотчас же, едва Смирнов задал свой вопрос. Так, пожалуй, решили бы все сто человек из ста, если бы им поручили в это мгновение наблюдать за Устином. Но Петр Иванович наблюдал за Морозовым по‑особому, он один наблюдал за всю сотню. И, может, поэтому смог заметить, что Морозов переспросил не сразу, а какую‑то долю секунды помедлив. – Я‑то из бывшей Тверской губернии, села Осокино. А ты где родился‑крестился, если не секрет?

– Есть деревня такая – Усть‑Каменка, – произнес Петр Иванович и замолчал, потому что в эту секунду рыжая телячья шапка качнулась и стала поворачиваться. Медленно‑медленно. Потом замерла и стала поворачиваться обратно.

Сердце Петра Ивановича заколотилось неизвестно от чего. И что самое страшное – при каждом ударе накалывалось на тонкие холодные иголки. Начинался сердечный приступ.

– И ты, говоришь, освобождал ее от немцев? – глухо спросил Морозов.

– Я ничего не говорю.

– Как же, летом, в конторе, когда дожди начались, рассказывал. Я помню… Невесту еще у тебя там…

– А‑а… Освобождал… – морщась от боли, вымолвил Смирнов.

Телячья шапка стала опять поворачиваться.

Предыдущая Следующая