Предыдущая Следующая
Казаков опять молча поклонился.
– Семью перевезешь, будешь жить в этом доме. Понял? Для
важности. Только скажи, чтоб диваны заменили.
Гаврила отвесил еще один поклон.
– Жалованья кладу вдвое против прежнего. Только чтоб
держал у меня все тут! Как на медных…
Гаврила сверкнул глазами, глухо вымолвил:
– Уж будьте покойны, Аркадий Арсентьевич.
– Все рудники чтоб пустили к зиме. Сколь капиталу надо
вложить – вложим. Ступай. Да скажи кабатчику – пусть запрет заведение. Хватит
водку задаром жрать.
Гаврила поклонился в последний раз и ушел.
– Н‑ну, дочка… – промолвил Клычков, встал,
обвел мутными глазами разопревших, ошарашенных гостей. – Чего глазами
липаете? Завидуете? Н‑ну‑ка, кто из вас такой подарок дочери своей
сделать может?
– Иван Андреич Сорокин из Екатеринбурга может…
– Ха‑ха, Сорокин! Я вас спрашиваю… То‑то!..
Далеко драным воробьям до сорок, не то что до орлов. Н но, погодите, и Сорокин
у меня на Печоре побывает, дайте время. И Сорокин будет мне «ура» кричать, как…
П‑постой, погодите‑ка, разлюбезные мои! – вдруг зловеще
протянул Клычков. – Да вы что, ув‑в‑важаемые мои гостенечки?!
Это почто вы «ура» не прокричали дочери моей, как я желал, а?! Прошка‑а!
Воркутин, сын с‑сукин! Ты почто не кричал, спрашиваю?!
– Так я, Аркадий Арсентьевич… От изумления голос
перехватило. Я… ежели желаешь… – залепетал купец.
– Перехватило! – забушевал Клычков. – Сейчас
тебя кондрашка перехватит! Матвейка! Сажин! Завтра же взыскать с него по всем
векселям…
– Аркадий Арсентьевич, отец родной, – взмолился
Воркутин, схватил руку Клычкова, – Разоришь ведь, по миру пустишь. Погоди
маленько, я обернусь и все выплачу…
– А‑а‑а! – торжествующе закричал
Клычков. И вдруг завернул на столе скатерть вместе с посудой, с бутылками, с
закусками, сбросил ее на пол, схватил Серафиму, посадил ее на стол. –
Тогда обмети пыль бородой с сапог моей дочери, обсоси всю грязь!
Клычков взял Воркутина правой рукой за шиворот, поставил его
на колени, левой схватил ногу дочери и ткнул в лицо ирбитскому торговцу.
– Целуй, в печенку тебя!! И… и все остальные… по
очереди. Матвейка! Глядеть у меня в оба! Об увильнувших доложишь завтра…
Сажин с разбегу вскочил на стол, стал рядом с Серафимой,
вынул из кармана карандаш.
Девушка сперва пыталась было оттолкнуть старика Воркутина,
но не смогла – тот уцепился уже за ее ногу, как клещ. А со всех сторон гремели
стулья, слышался стеклянный хруст – люди, как бараны, толкая друг друга,
старались пробиться к ней один вперед другого. И тогда… тогда она улыбнулась
своими капризно‑тонкими губами, чуть откинулась назад, уперлась в стол
руками и, не переставая улыбаться, подставляла склоняющимся перед ней
заводчикам, владельцам промыслов, торговых лабазов и контор попеременно то
правую, то левую ногу…
Предыдущая Следующая