Предыдущая Следующая
Кое‑кто говорил тогда:
– Много дурной крови накопилось у тебя, Фрол, шибанула
она тебя в мозг. Надо было работать, как другие работали, – переломился бы
хребет, что ли! Не так еще, бывало, рабатывал ты, Фрол Курганов! На том же
колхозном сенокосе за семерых управлялся.
– Верно, зря раскипятился я, старый хрен, на лугу, –
отвечал Фрол. Но тут же добавлял: – Да ведь знаете, как мы всю жизнь с Захаром…
Объясняя людям так свой поступок, Фрол хотел как бы
напомнить: «Сами понимаете, с какого времени и из‑за чего разошлись наши
пути‑дороги, почему косовато глядим мы друг на друга, отчего тесно нам в
Зеленом Доле вдвоем…»
Люди, кажется, действительно вспоминали, покачивая головами,
отходили. А Фрол с недоумением думал, глядя им вслед: «Зачем я говорю им это?!
Да если бы вы знали, если бы догадался кто, что раздражение, которое как
свинцом облило тогда председателя, в первую очередь обожгло меня самого… Если
бы вы знали, что я говорю совсем не то, что хочу, и что вообще я запутался до
того – хоть прыгай с утеса в омут с камнем на шее?!»
И вот, кажется, один человек догадался. Как это она сказала?
«Тебе и без меня совестно. Перед самим собой…» Ага, перед самим собой…
Сейчас, коченея на вершине увала, Фрол почувствовал вдруг,
как шевельнулась в нем слабенькая надежда: «Раз думал тогда так и раз кто‑то,
кажется, понимает меня, – может, неконченый я человек, может, найду силы
приподнять ту крышку подпола, показать людям, что там, в темноте… Они поймут,
простят. Клавдия, во всяком случае, поймет. Должна понять».
Но тут же почувствовал, что это тоже сознательный самообман.
Ничего он не найдет, ни сил, ни мужества. Так и будет мучиться, корчиться, как
на огне. Недаром старый Анисим Шатров ухмыльнулся тогда, на лугу: «Грех да
позор – как дозор… Хошь не хошь, а нести надо…»
Но почему он, засохший стручок, все‑таки сказал так?
Какой позор? В смысле – кишка оказалась тонка, надорвалась на работе? Или… Или…
Морозный туман, ползший из‑за Светлихи, заволок уже
всю деревню, остановился у подножия увала и закачался, как пена на волнах.
Туман закрыл скотные дворы, и Фрол, чтобы отогнать как‑то или изменить
свои мысли, стал упорно думать, чуть не вслух повторять, что в других колхозах
вон падеж вовсю, а у них, в «Рассвете», благодаря тому кукурузному силосу –
молодец все же Захар! – еще держатся коровенки. Да все равно, наверное,
падать зачнут. Зиме еще быть да быть, а силос на исходе, прелое сено тоже…
Предыдущая Следующая
