Предыдущая Следующая

нехорошее, пакостное дело, если не целое преступление. Пес глянул на  него

тяжело и пасмурно и ушел в угол.

     - Ошейник, Зина, - негромко молвил Филипп  Филиппович,  -  только  не

волнуй его.

     У Зины мгновенно стали такие же мерзкие глаза, как у  тяпнутого.  Она

подошла к псу и явно фальшиво погладила его. Тот  с  тоской  и  презрением

поглядел на нее.

     "Что же... Вас трое. Возьмете, если захотите.  Только  стыдно  вам...

Хоть бы я знал, что будете делать со мной..."

     Зина отстегнула ошейник, пес помотал головой, фыркнул. Тяпнутый вырос

перед ним и скверный мутящий запах разлился от него.

     "Фу, гадость... Отчего мне так мутно и страшно..." -  подумал  пес  и

попятился от тяпнутого.

     - Скорее, доктор, - нетерпеливо молвил Филипп Филиппович.

     Резко  и  сладко  пахнуло  в  воздухе.  Тяпнутый,  не  сводя  с   пса

настороженных дрянных глаз, высунул из-за спины правую руку и быстро ткнул

псу в нос ком влажной ваты. Шарик  оторопел,  в  голове  у  него  легонько

закружилось, но он успел еще отпрянуть. Тяпнутый прыгнул за ним,  и  вдруг

залепил всю морду ватой. Тотчас же заперло дыхание, но еще раз  пес  успел

вырваться. "Злодей..." - мелькнуло в голове. -  "За  что?"  -  И  еще  раз

облепили. Тут неожиданно посреди смотровой представилось озеро, а на нем в

лодках очень веселые загробные небывалые розовые псы. Ноги лишились костей

и согнулись.

     - На стол! - веселым голосом бухнули где-то слова Филиппа Филипповича

и расплылись в оранжевых струях. Ужас исчез,  сменился  радостью.  Секунды

две угасающий пес любил тяпнутого. Затем весь мир перевернулся дном кверху

и была еще почувствована холодная, но приятная рука под животом.  Потом  -

ничего.

 

 

 

                                    4

 

     На узком операционном столе лежал, раскинувшись, пес Шарик  и  голова

его беспомощно колотилась  о  белую  клеенчатую  подушку.  Живот  его  был

выстрижен и теперь  доктор  Борменталь,  тяжело  дыша  и  спеша,  машинкой

въедаясь в  шерсть,  стриг  голову  Шарика.  Филипп  Филиппович,  опершись

ладонями на край стола, блестящими, как золотые обода его  очков,  глазами

наблюдал за этой процедурой и говорил взволнованно:

     - Иван Арнольдович, самый важный момент - когда я  войду  в  турецкое

седло. Мгновенно, умоляю вас, подайте отросток и тут же шить. Если  там  у

меня начнет кровоточить, потеряем время и пса потеряем. Впрочем, для  него

и так никакого шанса нету, - он помолчал, прищуря глаз, заглянул в как  бы

Предыдущая Следующая