Предыдущая Следующая
скрипом расстегнул кобуру и медленно вытащил
из нее свой
револьвер с
тонким стволом и черной костяной рукояткой.
Охваченный
внезапным испугом, Петрок подумал, должны же они хотя бы о
чем-то спросить, прежде чем застрелят, вероятно, и ему
что-нибудь надобно
сказать перед смертью.
Хоть выругаться, что
ли. Но, сбитый
с толку
неожиданностью происшедшего, он просто забыл все слова и
невидяще глядел,
как фельдфебель хлестко щелкнул револьвером.
- Вэк,
ферфлюхтер...
Коротким
ударом локтя он
оттолкнул Петрока, выхватил
из его рук
веревку. Бобовка мотнула головой, скосила глаза, словно
учуяв погибель, а
немец очень сноровисто, будто ненароком
бахнул выстрелом в ее всегда
чуткое, трепетное ухо.
Петрок ждал, что
корова рванется, взревет, а та
как-то очень покорно
опустилась на подломившиеся ноги
и ткнулась влажной
мордой в грязь.
Медленно ложась на бок, взмахом откинула голову,
зрачки ее больших
глаз
закатились, из горла вырвался короткий негромкий всхрип,
и все ее тело с
огромным животом покойно замерло на земле. Только по коже
несколько раз
пробежала волнистая дрожь, и все в ней затихло.
У Петрока мелко
тряслись руки, пока он на ватных ногах
шатко брел со
двора, где фельдфебель
уже бодро покрикивал
на солдат, должно
быть,
отдавал приказания.
9
На удивление
самой себе, Степанида не слишком убивалась по корове - как
ни жаль ей было Бобовку, она чувствовала, что
рушилось что-то большее,
неотвратимая опасность приближается уже к ним самим
вплотную. Заходила эта
опасность издалека - со двора, от дороги через молоко,
хату, колодец, но
подступила уже так близко, что сомнений не оставалось:
немцы схватят обоих
за горло! Правда, как она ни вдумывалась, все
же не могла
с ясностью
постичь истинный смысл их
поступков и намерений,
они были ей
сплошь
враждебны, но как тут понять, что из них приведет ее
к самому
страшному.
Конечно, можно бы вроде и отодвинуть его, это страшное,
затаиться, как-то
подмазаться к чужеземцам, попытаться угодить им в большом
или малом, но,
думала она,
разве этим поможешь?
Опять же с
детства она не
умела
насиловать себя, поступать вопреки желанию, тем более
унижаться; нужных
для того способностей у нее никогда не было, и она не
знала даже, как это
можно - ладить с немцами, особенно если те вытворяют
такое. То унижение,
которому они подвергли
ее при первом
своем появлении, не
давало ей
Предыдущая Следующая