Предыдущая Следующая

   - Одним спасибом не  отделаешься,  -  опять  куда-то  поворачивал  Гуж,

Петрок  снова   насторожился,   покорно   ожидая   новой   каверзы   этого

родственника. - За спасибо я тебя покрывать не стану. Да еще водкой поить.

Это ты мне поллитровки носить должен.

   - Да я бы с милой душой. Но...

   - Скажешь, водки нет? А ты достань. Купи!  Выменяй!  Нагони  самогонки.

Для родственника не можешь постараться? Я же тебе не чужой, правда?

   - Не чужой, ага.

   "Чтоб ты сгорел, своячок такой", - угрюмо думал Петрок,  уже  чувствуя,

что новый поворот в разговоре не лучше прежнего. Где он возьмет ему водки?

В лавке не купишь, у знакомых  не  одолжишь.  Когда-то,  правда,  пробовал

гнать самогон, но когда это было? С тех пор не сохранилось ни  посуды,  ни

змеевика.  Опять  же,  как  было  возражать  Гужу?  Разве  его,   Петрока,

оправдания здесь что-нибудь значили?

   - Вот так. Договорились, значит?! - сказал Гуж, уминая хлеб с салом.  -

Ты слышишь?

   - Слышу, как же. Вот только...

   Он так и не нашел что сказать полицаю; из сеней вошла Степанида,  молча

поставила на стол миску с капустой.

   - Верно, немцы слабовато кормят? - язвительно спросила она.

   Гуж злобно округлил глаза.

   - А тебе что? Или очень не нравятся немцы?

   - Нравятся, как чирьи на заднице.

   - Степанида! - вскричал Петрок. - Молчи!

   - А я и молчу.

   - Молчи! Знаешь... Он же по-родственному. По-хорошему! А ты...

   - Ладно, - сказала она Петроку. - Уже  выпил,  так  готов  зад  лизать.

Чересчур ты быстрый, гляжу.

   Последние  ее  слова  уже  долетели  из  сеней,  стукнула  дверь,  и  в

наступившей тишине Петрок виновато прокашлялся. Он ждал и боялся того, что

теперь скажет Гуж. Но Гуж угрюмо молчал, пожирая закуску, и Петрок  сказал

тихо:

   - Баба, известно. Что сделаешь?

   - Что сделаешь? - злобно подхватил  полицай.  -  Путо  возьми!  Которое

потолще, с кострой. И путом! А  то  пеньковой  петли  дождется.  Попомнишь

меня.

   Петрок уныло молчал,  сидя  возле  стола.  Кучку  нарезанного  самосада

сдвинул на угол столешницы и невидяще подбирал пальцами  табачные  крошки,

слушая, как жует его сало Гуж, угрожает и еще поучает, как жить  с  бабой.

Вдвое моложе его, а гляди, какой стал умный при немецкой власти.

   - Приезжал важный чин, - прожевав очередной  кусок,  спокойнее  сообщил

Гуж. - Называется зондерфюрер. Приказал все с поля убрать.

   - Считай, все убрали, - сказал Петрок.

   - Не все. То,  что  убрали,  никуда  не  денется.  Попадет  в  немецкие

закрома. Картошка осталась. Вот ее и выкопать.  И  сдать.  Для  германской

Предыдущая Следующая