Предыдущая Следующая
изгороди, по растоптанным бороздам картофельного
поля подошел к
нему и
размахнулся. У Петрока зазвенело в ухе, хутор качнулся
в глазах, и он
неожиданно оказался на жестких холодных стеблях картошки.
- Встать!
- Сейчас!
Сейчас! Встану... Еще встану. Но за
что бьете? Что
я, не
человек?
Не успел он,
однако, подняться на ноги, как следующий удар в правое ухо
свалил его на другой бок в грязную, растоптанную борозду.
- Где водка?
- А вот хрена
вам, а не водки! - сказал Петрок, сплевывая наземь кровь,
кажется, ему выбили последние зубы. - Вот, нате! - ткнул
он Гужу фигу. -
Бейте! Я вас не боюсь! И Гитлера вашего не боюсь! Вот и
ему тоже! Кол в
глотку всем вам!
Колонденок снова
подскочил к нему и размахнулся, но Гуж из-за
изгороди
крикнул:
- Стоп! Пока хватит!
Мы его это... Показательно.
- Репрессию, что
ли? - тонким голосом спросил Колонденок.
- Репрессию. На
веревке, - сказал Гуж и тоже полез через изгородь. - А
ну поднимайся!
- Не поднимусь.
Стреляйте!
- Поднимешься,
старый пень! Самогоночку разбазарил?
Роздал кому не
следовало? А своим фигу теперь! Нет уж, я тебя взгрею.
За обман. И за
оскорбление фюрера. За фюрера знаешь что полагается?
- А хоть что! Я
и фюреру плюну в его немецкую
морду! И тебе
тоже,
предатель!
- Цыц!
Гуж коротко
ткнул его сапогом в грудь, Петрок вскрикнул и скорчился на
боку в борозде. Несколько
минут он не
мог ни вздохнуть,
ни сказать
что-либо, дыхание перехватило, в глазах все пошло кругом.
Конец? Скорее
бы, чтобы не мучиться, пронеслось в мыслях, которые
только еще и были
способны как-то реагировать на его незавидную участь,
может, в
последние
минуты жизни.
- Встать!
Но встать он не
мог, как уже не мог и что-нибудь
крикнуть, он только
отчаянно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная из
воды на берег. Гуж,
подойдя ближе, сильно тряхнул его за плечо.
- Встать!
С усилием, но он
все же глотнул воздуха раз и другой. Гуж
снова грубо
тряхнул его, вдвоем с Колонденком они поставили Петрока на
ноги и, ухватив
подмышки, поволокли
через огород к
дровокольне. Он едва
переставлял
ослабевшие ноги, шапка его осталась на земле, очень
мерзла на ветру голова
с реденьким белым
пухом - остатком
волос. Но, кажется,
ему уже не
понадобится ни шапка, ни хлипкое его здоровье, ни даже
сама голова, и он
не жалел себя. Он думал только: что еще сказать
этим сволочам? Но как
назло нужные, главные его слова не шли в голову, и он
тупо бубнил:
Предыдущая Следующая