Предыдущая Следующая

видели, как мы ту водку...

   - Заткнись! - рявкнул носатый, и полицаи схватили  Степаниду  за  руки,

размашисто толкнули  в  сени.  Там  она  негромко  вскрикнула  и  затихла.

"Убили!" - ужаснулся Петрок, сам уже прощавшийся с жизнью.

   - Так, считаем до трех! - объявил  носатый,  снова  направляя  на  него

наган. - Даешь, нет?.. Раз... Имей в  виду,  я  бью  точно,  без  промаха.

Два... Ну, даешь? Нет?

   "Неужели застрелят, собаки? -  думал  Петрок,  в  оцепенении  глядя  на

тускло отсвечивающее дуло нагана,  которое  заметно  покачивалось  в  трех

шагах от него. - Неужели хватит решимости? Или, может, пугают?  Но  только

бы скорее. Стрелять, так стреляй, черт  с  тобой,  все  равно,  видно,  не

суждено пережить эту войну, увидеть детей", - растерянно думал Петрок,  по

его давно уже не бритым щекам медленно сползли к подбородку слезы.

   - Три! - рявкнул носатый.

   Колючее красное пламя ударило Петроку в лицо, забило тугой пробкой уши,

и он не сразу понял, что еще жив и стоит, как стоял, спиной  к  простенку.

Только спустя полминуты  сквозь  густой  звон  в  ушах,  словно  издалека,

донеслись голоса споривших полицаев.

   - Да что с ними цацкаться, патроны переводить! Бей в лоб, и пошли!

   - Не спеши! Я его разделаю, как бог черепаху! Ну, так где водка?  Долго

молчать будешь?

   Петрок уже не отвечал -  он  почти  оглох  и  остолбенел  в  безвольном

безразличии к усадьбе, жене и  самому  себе,  потому  что  каких-либо  сил

защищаться уже не находил. Они чего-то еще возились напротив: один  светил

лучинами, сжигая их пучками, дым густо клубился в хате и  через  раскрытые

двери облаком сплывал в сени; тени от этих гостей крючковатыми  чудовищами

метались по стенам и потолку; то вспыхивало, то едва мерцало пламя  лучин,

слепя его  слезящиеся  глаза  и  высвечивая  коренастую  фигуру  палача  с

наганом.

   - Где водка? Будешь говорить? Ах, молчишь?..

   Новый выстрел ударил, кажется, громче прежнего, что-то сильно  треснуло

в ухе, и Петрок, не устояв, рухнул на конец скамьи.  Он  здорово  ударился

боком, руками угодил во что-то мокрое на полу; очень болело в ухе.  Однако

полицай не дал ему долго копошиться, пнул сапогом в грудь  и  за  шиворот,

словно щенка, снова поставил к стене. Чтобы не  упасть,  Петрок  в  полном

бессилии прислонился спиной к продранной газетной оклейке как  раз  в  том

месте, где уже чернели три дырки от пуль.

   "Боже, за что?"

   - Ах ты хуторская сволочь! Кулацкая вша! Зажимаешь? Ну, получай!..

Предыдущая Следующая