Предыдущая Следующая
Однажды, в начале третьей недели, Захар все‑таки
задержался, а вечером поехал в деревню, как это бывало раньше, вместе со
Стешкой.
– Вот что, Фрол, ты не порти мне спектакля, –
жестко сказал в тот же день Морозов. – Чтоб все по нотам было, как
договаривались. Понял?
– Не могу я! – скрежетнул даже зубами Фрол. –
Не могу…
Устин запрокинул голову и захохотал. Потом резко оборвал
смех, прищурил черно‑угольные, отливающие холодным блеском глаза.
– Ты ляг сегодня пораньше спать. Укройся с головой, в
темноте подумай… припомни, что можешь. А что забыл, я подскажу.
На другой день Фрол, выбрав время, шепнул Стешке, глядя в
сторону:
– Как стемнеет, жду тебя в тайге, возле обгорелого
кедра.
… Так она, Стешка, продолжалась в его жизни. А что было еще
дальше?
Были ворованные поцелуи, жадные, ненасытные Стешкины ласки
по ночам, которые вызывали у Курганова тошноту и отвращение, высасывали из него
все силы. И довольные смешки Устина Морозова, его одобрительные возгласы: «Так…
Молодец, Фрол… Скоро будет последнее действие… На Масленицу Захар свадьбу
готовит. И ты готовься…»
– И ты готовься, – повторял Фрол Стешке Устиновы
слова. Голос его был усталый и безразличный. – Отведете свадьбу, а перед
тем, как лечь спать, выйдешь на улицу. За плетнем будет кошева стоять…
– Выйду, родимый. Что хошь сделаю. Пешком за тобой
побегу хоть на край света, – покорно шептала Стешка.
А зимой, уже перед самой свадьбой – остатки совести, что ли,
пошевелились в ней, – она попросила робко Курганова:
– Может, не надо бы, Фролушка, а?.. Свадьбу‑то с
Захаркой… Давай я сегодня к тебе перейду. Начисто убьет это Большакова. А коль
со свадьбой еще комедь устроить…
– Жалко, что ли, его?
– Не то чтоб жалко… Неловко все же. – И, опустив в
снег раскосые свои глаза, добавила: – А по правде если – жалко. Не его, может,
а просто так. Сердце томит отчего‑то…
Стешка помедлила, поводила глазами и снова опустила их вниз.
– Летом он для меня цветки собирал. Когда едем вечером
домой на ходке, вытащит их, привялые, запыленные, из‑под ног откуда‑то,
сунет неловко в колени мне, а сам покраснеет… А когда в скирде мы… догадался
он, в общем, как‑то. За одну ночь похудел. Глаза только одни и не
похудели. Потом простил…
– Может, и сейчас догадывается?
– Не знаю. Только еще преданнее в глаза смотрит. Как
больному ребенку. И весь какой‑то… виноватый весь. Будто не я перед ним,
а он передо мной провинился. Когда сказала: «Давай свадьбу через месяц» –
повеселел.
Предыдущая Следующая