Предыдущая Следующая

Большую часть суток она проводила в молитвенном доме. Но склонялась ли она там над Библией, возилась ли с горшками в своей избе, семенила ли, завернутая в потертый полушубок, по улицам Зеленого Дола, она видела и знала, что делают сейчас ее муж Устин, ее зять Егор Кузьмин, председатель колхоза Большаков… Она знала, что происходит в деревне, во всем районе, будто у нее сейчас было сто глаз, сто ушей, двести ноздрей… Нет, ее‑то уж, если что, не застанут врасплох. Надо вот только какого‑нибудь надежного человека держать под рукой. Но где его взять? На мужа нельзя теперь положиться. Был муж, да весь вышел… Разве Илюшка вот Юргин… Тоже, конечно, не шибкая надежда. Да ведь больше нет никого рядом…

Из Озерков они приехали в воскресенье. Сегодня тоже было воскресенье…

Утро вставало мутное, морозное. С заречья тянул ветерок, сдувая с крыш верхний, не окрепший еще снежок.

Несмотря на воскресенье, Захар поднялся в обычное время. Мишка уже убежал в гараж, к своей автомашине – что‑то зажигание забарахлило. И Захар в одиночестве заканчивал завтрак, поглядывая на розовеющие окна.

В сенях кто‑то застучал чем‑то деревянным, потом слышно было – долго шарил дверную ручку. Захар уже поднялся, шагнул к порогу, но дверь открылась, и, напустив холоду, в комнату вошел Анисим Шатров.

– Это что, пропасть, что ли, настает… – произнес он, разматывая заледенелый шарф. Потом долго расстегивал окоченевшими пальцами полушубок и, скинув наконец его, прошел к столу, бренча по полу костылем, сел, ладонями обхватил горячий электрический чайник, пытаясь отогреть пальцы. – Все косточки ночью так и разламывало, едва‑едва поднялся. К вечеру, однако, пурга заметет, слышь, Захар, – сказал старик, оставляя в покое чайник, – С сивера все небо мутью заволокло. Ты это имей…

– Как же, имею в виду, – промолвил Захар, налил Анисиму чаю. – У меня у самого правое плечо – как барометр. В магазине такого не купишь.

– Ага, – кивнул старик и, зажав в ладонях стакан, долго глядел куда‑то мимо Захара. – Как же – помню про твое плечо – сам, кажись, перевязывал когда‑то… А я думаю – схожу пораньше, а то не застану ведь тебя…

Старик был в поношенном, но опрятном, хорошо отглаженном пиджачишке, теплом вязаном свитере, добротных новых валенках. Но все равно тепло не держалось уж в этом теле.

– Не доживу я, Захарыч, до весны, должно… – тоскливо сообщил Анисим и неглубоко, едва слышно, вздохнул.

Предыдущая Следующая