Предыдущая Следующая

Но потом Петр Иванович обратил внимание, что смех в корректорской вспыхивать перестал, каблучками она стучала мимо кабинета все тише. Глаза ее стали печальнее, снова подернулись холодной пленочкой.

– Что с тобой опять, Зина? – спросил Петр Иванович.

Она сперва вспыхнула огнем, но тут же, в одну секунду резко побледнела.

– Опять?! Опять, говорите?! – дрожа от гнева, от оскорбления, морщась от боли, вскрикнула Зина. – Вам‑то какое дело, если… если и опять?!

– Но, – попробовал успокоить ее Смирнов, – я же ничего не понимаю. Кажется, я обидел тебя чем‑то? Объясни, пожалуйста…

Однако она не стала даже слушать, выбежала из кабинета, хлопнув дверью.

А тут, как назло, один за другим начались сердечные приступы. Пришлось даже, подчиняясь секретарю райкома партии Григорьеву, которому, конечно же, наговорила всяких страстей Вера Михайловна, лечь на полтора месяца в больницу.

Когда, немного оправившись, вернулся в редакцию, Зина встретила его прежним ледяным взглядом. Он еще раза два‑три пытался заговорить с ней, но Зина молчаливо отворачивалась и уходила.

В последний раз она прямо сказала:

– Давайте говорить о служебных делах.

С тех пор о служебных делах только и говорили.

Только о служебных. А надо бы не только…

Приехав когда‑то в район из колхоза, Зина не знала, где приклонить голову. Ночью шла к бабке Марфе Кузьминой, надеясь, что на заезжем дворе никого из колхоза нет. Ее надежды оправдались.

– Ночуй, Зинушка, ночуй! – обрадовалась старуха. – Места много. Я хоть не одна, с Богом живу, а все равно тоскливо. По какому заделью приехала‑то?

Зина ответила что‑то неопределенное и легла спать. Утром, за чаем, Марфа уже говорила:

– И‑и, доченька, живи‑ка у меня тут… Знаю, знаю уж, эка беда ведь приключилась…

– Что вы знаете? – вскочила Зина.

– Да что уж от старухи скроется… Эвон живот! И во сне ты плакала все, то на Митьку, то на отца жалилась. А я ведь не сплю ночами‑то…

– Ну и плакала! – воскликнула Зина в отчаянии. – А живота еще нет…

– Да ты сядь, сядь, касатушка, – угодливо засуетилась старуха, усадила Зину. – Вот так. Я разве одобряю твоего отца? От него чего ждать! Притвор‑то эдак и не приладил к бане, и богохульник он. Но говорил Господь Моисею: «Выведи злословившего из стана, и все слышавшие пусть положат руки свои на голову его, и все общество побьет его камнями…» И побьет, доченька. Этому верить надо. Почто вон наказал тебя Господь? Душа человеческая – храм Божий, и надо держать его в чистоте, не загрязнять… А ты вот… Ну, да ничего, с Божьей помощью и очистимся. Живи у меня, сердешная…

Предыдущая Следующая