Предыдущая Следующая

– Отпустите!.. Отпустите‑е… – взмолилась девушка. – Иди, говорит, и утешай. Это, говорит, не грех, ежели с молитвой.

– Врешь, врешь!

– Ей‑богу… Задыхаюсь ведь я. Дядя Усти… Дя…

Девушка сделалась тяжелой. Сквозь мутный угар все‑таки пробилось, шибануло в голову Морозову: «И задушу ведь, как там… в Усть‑Каменке… когда вера эта была…»

Чуть опомнившись, он разжал руки. Зина мешком свалилась ему под ноги. И в ту же секунду вспыхнул ослепительный электрический свет.

Возле выключателя стоял Демид, снова весь в белом, точно привидение. В руках у него был старинный медный подсвечник.

– Что это у вас тут? – строго спросил он и зловеще уставился в Морозова. – На весь дом крик подняли, спать не даете…

Устин стоял в одних подштанниках, как‑то странно полусогнувшись, точно хотел броситься не то на Демида, не то на Зину. Спина его прогибалась и выпрямлялась, отчего казалось, что дышит он именно спиной. Зина лежала на полу, у его ног.

Потом Зина пошевелилась, поползла к Демиду, охватила его ноги:

– Я была покорной воле Божьей… Я…

– Пошла прочь! – пошевелил ногой Демид. – Разберемся.

Зина с трудом поднялась и, пошатываясь, вышла.

– Ну! – угрожающе сказал Демид.

Устин стоял все в той же позе. Затем стал выпрямляться. Демид прошел в угол, к столу, и сел на стул.

– Так чего ж ты молчишь? – снова спросил Меньшиков. – Спрашивай уж тогда у меня, что я велел Зинке внушить тебе. Что я велел говорить ей…

– Подслушивал, значит? – прохрипел Устин.

– Чего подслушивать? – пожал плечами Демид. – Ты на весь дом орал. Спрашивай, что ли… – И Меньшиков брезгливо пожевал губами.

Это точно масла подлило в огонь, и Морозов взорвался:

– Чего мне спрашивать?! Чего спрашивать?! Я все понял! Забеспокоило вас – веру, мол, Устин потерял, натворил черт‑те что! Ну, потерял! Ну, потерял!! И ты не вернешь мне ее тем, что о своих… своих делах в этом Маутхаузене рассказывал. Ты думал – кровь, мол, у него разволнуется, едва почует запах паленого? Не заволновалась. Ты думал, я сробею, вздрогну, как явишься после стольких лет весь в белом, как привидение? Я не оробел, не вздрогнул, не испугался тебя! Ты думал – я задохнусь… от удивления: вон, мол, как Демид Зинку Никулину оболванил, одежи скинула – утешайся… Я не удивился… Не задохнулся… Хотя… – И тут голос Устина дрогнул, он заговорил вдруг совсем по‑другому, жалобно и плаксиво: – Хотя лучше, если б задохнулся и подох, как… как… Думаешь, легко мне оттого, что я потерял веру… что деревце‑то Филькино засохло? Думаешь, я… Лучше кончить все разом! Я и хотел вчера кончить. Да пистолет изоржавел весь… Может, у тебя в сохранности? Так дай. Дай!

Предыдущая Следующая