Предыдущая Следующая

Пистимея уже сидела в кошевке. Она молча подождала, пока муж усядется рядом, и тронула вожжи.

Они ехали по главной улице райцентра, широкой, ровной и прямой. Но через несколько минут Пистимея потянула за левую вожжину, и лошадь послушно свернула в тесный переулок. Не раз и не два в течение зимы узкую улочку переметывали высокие сугробы. Снег никто не убирал, да в этом не было и нужды. После каждой вьюги дорогу торили прямо по сугробам, и сейчас вдоль всего переулка застыли высокие снежные волны, меж которых ныряла легонькая кошевка. Но Устину казалось, что эти снежные волны не мертвые, что они катятся одна за другой им навстречу под колокольный звон, а кошевка, стоя на месте, взлетает на гребни этих волн и падает вниз, взлетает и падает. Она, их кошевка, держится еще на волнах, но вот‑вот зачерпнет тяжелой, холодной воды. Пистимея растеряется, поставит кошевку, как лодку, боком к волне, волна ударит на них сверху всей своей многотонной тяжестью, перевернет, раздавит все в щепки, навеки похоронит в бездонных черных пучинах.

– Куда это мы едем? – спросил Устин.

– На заезжий двор, куда же еще. Переночевать придется… Какая нужда гонит нас на ночь глядя? Да и лошаденка приустала…

Солнце еще не село, но земля была исполосована длинными тенями, которые становились все гуще и гуще.

Самая длинная и густая тень была от церкви. Вроде и церковь не такая уж высокая, но черная полоса от нее тянулась чуть не на полдеревни, пересекая главную улицу Озерков. Несколько минут назад они переехали эту тень, а сейчас снова нырнули в сумрак, отбрасываемый как‑то неуклюже покосившейся колокольней.

На заезжем дворе их встретила с костылем в руке Марфа Кузьмина.

Моргая ослабевшими глазами, долго всматривалась в Устина, потом в Пистимею.

– Дышишь еще мало‑мало? – спросил Устин.

– Господи, а я‑то смотрю – кто это такие? Милости просим, милости просим… Вот уж гости, право, дорогие! Дышу, да на ладан, видать. Все у меня хрипит внутри, как сквозь решето свистит. Ну, раздевайтесь, заколели, видно. Как там Егорка мой?

Когда‑то Марфа приехала сюда с условием, что подрастет сын, и она вернется в Зеленый Дол. Но сын подрос, еще до войны вернулся в деревню, а Марфа тут так и осталась. «Привыкла я, – заявила она Егору. – На людях тут всегда, не тоскливо. Ты уж большой, ступай один. Приезжай когда. И я буду ездить к тебе в гости. Да притвор с Антипа стребуй…»

– Как же ты все‑таки живешь, Марфушка? – спросила Пистимея, разматывая шаль с головы.

Предыдущая Следующая