Предыдущая Следующая

В те поры дочке Марьи Вороновой было лет пятнадцать. Тоненькие светлые брови девочки, разлетаясь далеко‑далеко в разные стороны, настороженно пошевеливались. Казалось, она взмахнет сейчас бровями посильнее, взовьется и улетит.

Устин даже растерялся как‑то. С полминуты, а может, больше они молча смотрели друг на друга.

– Тьфу! – плюнул затем он в сторону. – Чего уставилась, право? Проходи.

– Вы дайте дорогу, – сказала она.

Только теперь Устин догадался, что дорогу нужно действительно дать. Дорожка к проруби была узкой, да и ту почти перемело. Звякнув пустыми ведрами, он ступил в сторону, сразу провалился в снег чуть ли не по пояс. Глянув на него теперь сверху вниз, девчушка быстро пробежала мимо, плеснув из ведра на рукав тужурки.

Проводив ее взглядом, Устин выбрался на дорожку.

К Наташке он подошел, когда она, припав на колени, черпала воду. Прорубь была неширокой, но глубокой. Черная вода бешено бурлила далеко внизу, точно кипяток. Услышав шаги, девушка мгновенно обернулась, выпрямилась, чуть отшатнулась назад.

– Гляди, упадешь в прорубь‑то, – сказал Устин.

Наташка часто‑часто задышала, потом быстро нагнулась, подняла коромысло, сжала его обеими руками.

– Чего тебе… опять надо?!

Устин пожал плечами:

– Да пока ничего. Посторонись, воды наберу.

Наташка даже не поверила. Пока Устин черпал воду, она смотрела на него не мигая, не зная, что ей делать – ждать чего‑то еще или уходить? Перекинула коромысло через плечи, чуть согнулась, чтоб поднять ведра.

– Слышь‑ка, – проговорил Устин. – Анисимова эта… кто она ему, – не разберешь… она воду тут брала сейчас…

Наташка, так и не подняв ведра, выпрямилась.

– Ты бы вот подружилась с ней… с девчушкой этой.

– Зачем?

– Ну, зачем… – Устин и сам этого не знал. Вернее, знать он знал, потому что ни на минуту не забывал слова Демида Меньшикова: «… Будем отравлять им жизнь помаленьку. Кто засмеется, будем тушить этот смех и заставлять плакать. Кто заплачет, надо постараться, чтоб зарыдал…» Он не знал только, как Наташка сможет заставить дочь Марьи Вороновой плакать. Ну, да это сейчас не самое главное. Главное, чтоб Наташка согласилась, чтоб покорилась его воле. А там он, Устин, придумает как, найдет способ. Главное, в душу влезть Марьиной дочке, поглядеть, что там, определить, где самое чистое, самое чувствительное место.

Устин поставил полные ведра в снег, выпрямился, упер в Наташку свой черный взгляд и закончил:

Предыдущая Следующая