Сайт поклонников творчества Нины Руслановой NinaRuslanova.ru

Kinoafonya.ru Главная

Kinoafonya.ru Биография

Kinoafonya.ru Творческая биография

Kinoafonya.ru Фильмография

Kinoafonya.ru Кадры из фильма "Ванечка"
Kinoafonya.ru Кадры из фильма "В ожидании чуда"
Kinoafonya.ru Кадры из фильма "Будьте моим мужем"
Kinoafonya.ru Кадры из фильма "Афоня"
Kinoafonya.ru Кадры из фильма "У реки"
Kinoafonya.ru Кадры из других фильмов

Kinoafonya.ru Статьи

Kinoafonya.ru Баннеры и друзья

Kinoafonya.ru

Предыдущая Следующая

– За лошадьми. В больницу ведь тебя надо, в Озерки. Шутка ли – из ума вышел, припадок заколотил…

– Из ума? – переспросил Устин. – Припадок?

– Варька, переобувай отца‑то! Два тулупа достань… Ага, припадок. Захар поводил глазищами недоверчиво, а ничего, дал… «Поди, говорит, к Курганову, скажи, я велел…»

– Курганов и сам бы… без председателя…

– Мало ли что! – строго произнесла Пистимея. – Варька, какие ты портянки ему вертишь?! Суконные давай.

И тут только Устин заметил, что дочь, присев на корточки, оборачивает ему ноги портянками. Он поглядел на ее густые волосы, рассыпанные по небольшим смуглым плечам, и равнодушно подумал: «А черт с вами. Хоть в больницу, хоть к дьяволу на рога».

Устин молча позволил себя одеть, молча и покорно вышел на улицу вслед за женой. Фрол Курганов, смятый, невыспавшийся, глянул на него:

– Ну, так как же? Если лошадь в оглобли не идет, ее по морде, что ли, хлещут?

Голос Курганова был мягок и ровен. Но все равно Морозов уловил в нем невеселую, горькую насмешку.

– Это… к чему ты?! – Но тут же забыл про свой вопрос, бухнулся в сани.

Рассвет застал их уже за деревней. Холодный густой мрак нехотя рассеивался на горизонте. Потом оттуда, где образовалось светлое пятно, подул ветер и начал разгонять темноту по всему небу, прижимать ее все ниже и ниже к земле. Небо посветлело быстро, а земля все еще была во мраке. Темнота цеплялась за каждый сугроб, за каждый куст, и выдуть ее оттуда было, оказывается, не так уж просто.

Пистимея, завернутая в тулуп, сидела прямо, как кол, прижав вожжи локтем. Лошадь шла крупной, привычной и уверенной рысью, замедляла бег на неудобных поворотах и раскатах, а потом снова без напоминаний переходила на рысь.

Мороз немного сдал, и Устин отвернул воротник. Но едва отвернул, холод начал жечь шею, и щеки, и даже лоб, точно лицо облепили комары. Устин снова поднял воротник и принялся дышать в кислую овчину.

– Ты куда это везешь меня, а? – спросил он.

– В больницу. Куда же еще?

– Смеешься еще, стерва! – закричал Устин, приподнимаясь, – Какой я, к черту, больной?

Пистимея обернулась живо, как молодая, глянула на него ласково:

– Да чего ты, Устинушка, право… Сядь уж, родимый, успокойся.

И он сел. Он сел и пробормотал зачем‑то:

– А пальцы у тебя все равно холодные.

– Так стужа вон какая! Не шутки, – ответила Пистимея.

Но Устин ее уже не слышал. Он сидел и размышлял: что он сейчас сделал – успокоился или… покорился? Успокоился или покорился? И когда он, собственно, начал покоряться ей? Если верно, что не Демид, а следовательно, и не Филька Меньшиков верховодили в те далекие годы, значит, он вместе со всеми покорялся ей всегда, с того самого дня, как впервые увидел. И даже, выходит, раньше – когда носился с Филькиной бандой по Заволжью. Затем, покоряясь ей, стал ее мужем… Стал ее мужем?! Нет уж, тут… она покорилась, вынуждена была покориться… А потом‑то, оказывается, опять он. Ведь по ее воле ловил он по деревням комиссаров да сельсоветчиков. Ну, положим, тут ее воля не шла вразрез с его желаниями.


Предыдущая Следующая
 
Сайт создан в системе uCoz