Предыдущая Следующая
Варвара поднялась с пола, упала грудью на кровать, уткнула
лицо в подушки.
Устин встал и вошел в комнату Варвары, отодвинув плечом не
успевшую посторониться жену, и все так же молча стал смотреть на вздрагивающее
тело дочери. Варвара чувствовала отцовский взгляд на своем затылке, и этот
взгляд еще глубже вдавливал ее голову в подушки.
С минуту в комнате стояла тишина. Она была такая вязкая,
тягучая, необычная, что Варваре казалось: сейчас замрет, остановится тикающий
маятник часов‑ходиков, остановится все на свете – ее сердце, жизнь за
окном. Низкое солнце на небе тоже остановится, начнет блекнуть, потухнет,
разольется чернота по всей земле. И уже никогда не наступит день, никогда не
растают снега, не зашумят травы на полях, не просвистит в лесу птица…
– Вот, батюшка, Устин Акимыч, владыка ты наш, –
вкрадчиво и покорно проговорила Пистимея измученным голосом. – Поганый бес
вошел в душу нашей дочери, рвет ее тело когтями железными. Господь снизошел до
нас, грешных, и внушил мне: «Пусть жертвует раба Варвара грешное тело на святые
мощи – и сгинет бес, войдут в душу нашей дочери вечные блаженствия…» А она
противится счастью своему и воле Господней…"
Варвара оторвала тяжелую голову от подушки, сползла с
кровати, упала на колени перед отцом, как за несколько минут до этого перед
матерью.
– Нет! Не‑ет! Отец мой родненький…
Устин сел на табуретку. Варвара, обхватив его колени, как
только что ноги матери, прижалась к ним горячими щеками. Волосы ее, собранные
на затылке в тяжелый узел, рассыпались, закрыли грязные Устиновы валенки,
черными волнами растеклись по полу.
– Но велика милость Господня, и потому он, мудрый и
всемогущий, не наказывает Варвару за неслыханное ослушание, – скрипела
Пистимея, тыча обрубленным пальцем куда‑то вверх. – Он только говорит,
являясь после молитвы в ослепляющем сиянии: «Дите глупо, родительский долг –
наставить на ум». И еще: «Родительская воля – моя воля». Вот я и думаю, Устин
Акимыч: на Троицу, в Духов день, помолившись, начнем готовить дочь для святого
дела…
Подняв заплаканное распухшее лицо, Варвара с мольбой
поглядела обезумевшими глазами в бесстрастное, словно окаменевшее, лицо отца.
– Батюшка, – прошептала она, – не слушай ее,
не соглашайся… Стану ноги твои мыть и воду пить, буду следы твои целовать… До
самой смерти буду…
– Дура! – подскочила к ней мать. – Тебе
бессмертие готовят, а ты о смерти думаешь…
– Ну! – движением руки остановил наконец Устин
жену. Помолчал, погладил голову дочери, лежавшую у него на коленях.
Предыдущая Следующая