Предыдущая Следующая

Устин медленно поднял черную голову и, когда поднимал, мельком взглянул через открытую дверь на Овчинникова. В этом мимолетном взгляде ничего, кажется, и не было, кроме обычной угрюмости. Да разве на секунду проступила еще досада: люди, мол, вон какую трудную задачу решают, а ты болтаешься тут, приспичило тебе пить!..

Андрон поставил кружку на бачок, громко звякнул о железо.

– Попросим, говоришь? – переспросил он у Захара, появляясь опять в дверях. – Сомневаюсь я…

– В чем? – повернул к нему голову Большаков.

– Закон, однако, охраняет маленько крестьянина.

– А ты, Устин, как думаешь? – обратился председатель к Морозову, так и не поняв, что хотел сказать Овчинников.

– Какой может быть разговор, – двинул плечом бригадир. – Центнер‑другой могу выделить. И каждый обязан. Не сам по себе достаток приходит – через колхоз. Только вот… – Устин зажал в кулак бороду, подергал ее, будто пробуя, крепко ли она держится. И продолжал: – Только народ так привык к этому, что уже забыл: не было бы подбородка, не на чем и бороде расти.

Большаков в недоумении переводил взгляд с Морозова на Овчинникова и обратно.

– Да что вы, в конце концов, загадки загадываете!

Морозов переставил ноги с места на место и тяжело начал ронять слова:

– Черт его знает, может, в самом деле у меня в котелке что расшаталось. Я подумал – как бы нашу просьбу за приказ не посчитали. И покатится по району… Словом, ты руководитель и должен все иметь в виду… Год‑то нынче… Бескормица. И чего греха таить, не при коммунизме еще живем, каждому своя коровенка… То есть я хочу сказать…

– Не можешь ли пояснее? – поморщился Захар.

– Так, видишь, вон Овчинников‑то… Покатится по району, как пожар: «В „Рассвете“ сено отбирают у людей, как хлеб в тридцатом…»

– Да вы что?! – воскликнул невольно Смирнов.

– А что? – опять спросил Устин, повернувшись к Смирнову всем своим огромным телом. И Петр Иванович ясно прочитал в его по‑прежнему холодноватых и теперь чуть насмешливых глазах: вопрос, мол, не так прост, как некоторым кажется, похлебал бы с наше крестьянской каши, воздержался бы от такого возгласа или, во всяком случае, задал бы вопрос не так опрометчиво.

– Во‑первых, сейчас не тридцатые годы, – спокойнее сказал Петр Иванович. – Во‑вторых…

– Во‑первых, во‑вторых… и в‑двадцать пятых… Есть такая присказка: возьми шубу, да не сделай шуму. А то объясняй потом каждому, что никто ничего не отбирает, – перебил Смирнова Устин. – Я к тому, что сделать надо все обдуманно, не директивой. Зря‑то нечего народ дергать…

Предыдущая Следующая