Предыдущая Следующая
О многом хотелось подумать.
Хотелось понять, что же такое произошло с ним, почему и - главное - за что. Хотелось
рассудить, кто прав и кто виноват. Хотелось решить, как быть дальше, где достать
еще сотню и где отыскать завтрашний заработок. Хотелось помечтать о торжестве справедливости,
о наказании всех неправых, злых и жадных. Хотелось счастья и радости, покоя и тишины.
И - уважения. Хоть немного.
И еще очень хотелось
плакать, но плакать Егор не умел и потому просто сумрачно курил, уставясь в стол.
А когда оторвался от него и глянул окрест, то вдруг увидел, что у дверей стоит Колька.
- Сынок...- И встал.
И голову опустил. А потом сказал тихо: - Кабанчика-то я прирезал, сынок. Вот, значит.
- Я знаю.
Колька прошел к столу
и сел на материно место- на табурет. А Егор все еще стоял, виновато склонив голову.
- Ты сядь, тятя.
Егор послушно опустился
на лавку. Тыкал вслепую окурком в герань на окошке: только махра трещала. И глазами
кругом бегал: вокруг Кольки. Колька поглядел на него, по-взрослому поглядел: пристально.
А потом сказал:
- Ни в чем ты не виноват,
тятя. Это я виноват.
- Ты? Как так выходит?
- Не остановил тебя
вовремя,- вздохнул Колька.- Ты ведь у меня заводной товарищ, верно?
- Верно, сынок. Правильно.
- Вот. А я не остановил.
Стало быть, я и виноват. И ты в стол не гляди. Ты на меня гляди, ладно? Как прежде.
Прыгнули у Егора губы:
не поймешь, улыбнуться хотел или свистнуть. Еле-еле совладал:
- Чистоглазик ты мой...
- Ну, ладно, чего там,-
сердито сказал Колька и отвернулся.
И правильно, что отвернулся,
потому что у Егора в носу вдруг ласвербило и сами собой две слезы по небритости
проползли. Он смахнул их, заулыбался и заново начал свертывать цигарку. И пока свертывал
ее, пока прикуривал, оба молчали: и отец, и сын. А потом Колька повернулся, сверкнул
глазами:
- Какого я мужичищу
у Нонны Юрьевны слушал, ну, тять! Голосище! Прямо как у слона.
К вечеру Харитина поросячьей
утробы нажарила, напарила и на стол выставила. Егор в чистой рубахе в красном углу
сидел: слева подарки, справа - пол-литры. Каждого подарком встречал и граненым стаканчиком
(лафитничков в обзаведении не имелось):
- Будь здоров, гость
дорогой. Пей от горла, ешь от пуза, на подарочек радуйся.
Бригадиров и прорабов
Харитина не собрала (а может, и не хотела), но Яков Прокопыч приперся.
- Зла на тебя, Полушкин,
не держу, потому и пришел. Но закон уважаю сердечно. И тебя, значит, уважил и закон
уважаю. Такая у меня постановка вопроса.
- Садись, Яков Прокопыч,
товарищ Сазанов. Испробуй нашего угощения.
Предыдущая Следующая